Мотив странничества ярко проявляется в русской культуре: и в философских исследованиях, и в русских народных сказках, и в былинах, и в литературе, и в декоративно-прикладном искусстве. Каковы истоки этого феномена?

---

С одной стороны, можно назвать географический и климатический факторы. Экстенсивный характер земледелия, его рискованность сыграли немалую роль в выработке в русском человеке легкости к перемене мест, чему не в последнюю очередь способствует Россия с ее огромной территорией.

Д. Мордовцев, например, отмечает, что русский народ, несмотря на оседлый характер, свойственный земледельческой стране, склонен к бродячей жизни, что без видимых причин он покидает родину и идет искать чего-то на чужой стороне.

Ему вторит и М. Горький, подчеркивая, что в русском крестьянине еще не изжит инстинкт кочевника, он смотрит на труд пахаря, как на проклятие Божие, и болеет «охотой к перемене мест». У него почти отсутствует боевое желание укрепиться на избранной точке и влиять на окружающую среду в своих интересах, если же он решается на это – его ждет тяжелая и бесплодная борьба.

Стремление к подвижности, к поискам «лучшей земли» было обусловлено еще и историческими факторами.

С XVII века расширение российского государства складывалось таким образом, что основные тяготы по обеспечению экспансии ложились на ядро государства, на его исконные земли. Именно здесь крепостное право было особенно свирепым, именно отсюда поступала большая часть рекрутов для различных военных кампаний, именно тут существовали самые высокие налоги.

«Такова уж, видно, историческая миссия русского племени, – писал И. Аксаков. – С самого начала своего исторического бытия он наметил себе просторные рамки, воспитался на этой идее простора, – простор воздействовал даже на его духовную природу, простор манил и манит его до сих пор».

Л. Смирнягин вводит наряду с понятием географической подвижности, понятие подвижности ментальной, понимая под ней извечную русскую тягу к уходу, тоску по странам обетованным, охоту к перемене мест. В основе «ментальной подвижности», по его мнению, «лежит не просто пессимистическая оценка своей нынешней жизни, но и жесткая увязка такого пессимизма с фактом проживания именно в данном месте, а также неколебимая вера в то, что самый верный способ кардинально улучшить свою жизнь – это бежать куда-нибудь подальше, где процветают некие блаженные страны».

Б.П. Вышеславцев в работе «Русский национальный характер» говорит о том, что одной из центральных идей русских сказок, а, следовательно, бессознательной мечтой русской души, является искание «нового царства и лучшего места», постоянное стремление куда-то «за тридевять земель». В этом, говорит философ, есть, конечно, нечто общее сказочному миру всех народов: полет над действительностью к чудесному, но есть и нечто свое, особенное, какое-то странничество русской души, любовь к чужому и новому здесь, на земле, и за пределами земли.

Н.А. Бердяев писал о том, что тип странника так характерен для России и так прекрасен. «Странник – самый свободный человек на земле. Он ходит по земле, но стихия его воздушная, он не врос в землю, в нем нет приземистости. Странник свободен от «мира», и вся тяжесть земли и земной жизни свелась для него к небольшой котомке на плечах. Русский тип странника нашел себе выражение не только в народной жизни, но и в жизни культурной, в жизни лучшей части интеллигенции. И здесь мы знаем странников, свободных духом, ни к чему не прикрепленных, вечных путников, ищущих невидимого града».

Философ говорит о том, что тип странника характерен для русской литературы, он есть и у Пушкина, и у Лермонтова, и у Гоголя, и у Толстого.

Один из центральных мотивов русской литературы – мотив странничества.

У С. Есенина читаем:

Кого жалеть? Ведь каждый в мире странник –
Пройдет, зайдет и вновь оставит дом.

Не вернусь я в отчий дом,
Вечно странствующий странник.

Все мы бездомники, много ли нужно нам.

Ведь я почти для всех здесь пилигрим угрюмый
Бог весть с какой далекой стороны…

Неслучайно изба, символизирующая Русь, земное бытие, украшается коньком на крыше, то о чем писал Н. Клюев:

…на кровле конёк
Есть знак молчаливый, что путь наш далёк.

Посадив конька на крышу, русский мужик уподобил свою избу под ним колеснице. Есенин писал, что деревянный крашеный конёк на крыше русской избы – символ того, что Русь вся в походе, в движении.

Такое отношение к вечности, как к родительскому очагу, проглядывает и в символе нашего петуха на ставнях. П.Я. Чаадаев писал: «…В своих домах мы как будто на постое, в семье имеем вид чужестранцев, в городах кажемся кочевниками».

Н.А. Бердяев отмечал: «Россия – страна безграничной свободы духа, страна странничества и искания Божьей правды… Тип странника так характерен для России и так прекрасен… Величие русского народа и призванность его к высшей жизни сосредоточены в типе странника».

Вторым источником мотива странничества в русской культуре является особое геополитическое положение России между Востоком и Западом.

Размышляя о восточном и западном начале в русской истории, культуре и душе, можно предположить, что русский человек более тяготеет именно к Востоку. Отсюда и постоянное стремление к движению, к этому кочевому образу жизни. Это проявляется и в лирике С. Есенина в «Пугачёве»:

…если б
Наши избы были на колесах,
Мы впрягли бы в них своих коней
И гужом с солончаковых плёсов
Потянулись в золото степей.

Мотив странничества, столь ярко выраженный у С. Есенина, – не только олицетворение космического странничества, о чем поэт говорит в «Ключах Марии»: «…Русь, где почти каждая вещь через каждый свой звук говорит нам знаками о том, что здесь мы только в пути, что здесь мы только «избяной обоз», что где-то вдали, подо льдом наших мускульных ощущений, поет нам райская сирена и что за шквалом наших земных событий недалек уже берег».

Таким образом, мотивами странничества пронизана русская культурная традиция, что ярко проявляется в различных видах и жанрах искусства. Истоками же подобных представлений являются особенности формирования русской культуры: географический, климатический и геополитический факторы.

 

Монина Н.П. «Мотив странничества в русской культуре», 2012 г.
Арапов А.В. «Русская софиология в контексте религиозных традиций Востока и Запада», 1997 г.
Бердяев Н.А. «Судьба России (опыты по психологии войны и национальности)», 1918 г.
Смирнягин Л. «Русские в пространстве и пространство в русских», 1995 г.