В свадебном ритуале лужичан к XX веку сохранилось еще немало обычаев и обрядов магической направленности, различных суеверий и поверий.
Приметы, суеверия и символы
Со свадебной церемонией как до венчания, так и после, было связано много примет и суеверий, которые дольше сохранялись в Нижней Лужице.
- Считали, что, если шел дождь, когда ехали к венчанию, невеста в браке прольет много слез; если же дождь шел, когда ехали после венчания, то это сулило счастье и деньги.
- Чтобы у невесты в будущем была удача в ведении хозяйства, она должна была взять с собой в церковь немного пакли, горсть овощей, ломоть хлеба, марлю для процеживания молока.
- Молодые должны были стоять перед алтарем вплотную друг к другу, чтобы между ними не проскочили злые духи, чтобы они жили дружно.
- Когда опускались на колени перед алтарем, жених должен был прихватить коленом край платья невесты, тогда он будет верховодить в доме.
Большую роль при венчании играл магический круг. Так, в Нижней Лужице молодые должны были перед венчанием трижды обойти или объехать вокруг церкви.
Обмен обручальными кольцами стал обычным лишь в конце XIX века, а в Нижней Лужице – в XX веке. Прежде жених с невестой обменивались веночками.
Мать сыпала невесте в туфлю соль, когда та отправлялась венчаться. В начале XX века этот обычай в народе уже истолковывали иначе: этой солью невеста посыпала ломоть хлеба, который давала мужу, чтобы подчинить его.
Ряд примет был связан с яблоком – символом плодородия и любви. После того как молодые возложили дары на алтарь по окончании венчания, новобрачная бросала за алтарь одно или несколько яблок, иначе у нее не будет детей. По тому, как они упадут и как далеко откатятся, судили о том, легкие или трудные будут впоследствии у нее роды.
После венчания молодые ехали в одной повозке и обязательно другим маршрутом, чем к венчанию. Лицо невесты в пути было закрыто вуалью (slewer – «шлевер»). Свадебный поезд сопровождали ликующие крики и пение, стрельба из ружей и пистолетов. Жених и невеста должны были приветливо раскланиваться со встречными, угощать их вином и пирогами, а в Нижней Лужице перед каждым домом стояла тарелка, куда жених клал монету.
Праздничный обед
Из церкви ехали в дом невесты (раньше невесту везли прямо в дом жениха), где были накрыты столы для гостей (в хорошую погоду они могли быть и во дворе). Перед домом молодых встречали, по старому обычаю, с хлебом, водой и солью или же кое-где с сосудом из-под молока, наполненным пивом. После того как молодые выпивали пиво, сосуд разбивали. Часто сват чертил перед входом в дом большой магический круг, в котором могли танцевать лишь новобрачные с гостями.
Сват рассаживал гостей в определенном порядке. Новобрачные сидели в «невестином углу», находящемся против двери, по обе стороны угла стола. Справа от жениха сидела невеста, по бокам от них – их посаженые матери, которые не отходили от них ни на шаг, и ближайшие родственники. Посаженой матерью невесты обычно была одна из ее крестных (kmotra – «кмотра»), которая до известной степени заменяла ей мать, не присутствовавшую при венчании. Также и у жениха посаженой матерью была его крестная.
У протестантов ставили два длинных стола под прямым углом, а у католиков – отдельные столы, каждый на двенадцать персон. Перед подачей обеда в зал торжественно входил сват со свечами в обеих руках. Он ставил горящие свечи на стол перед молодыми. По поверью, чья свеча раньше погаснет, тот раньше умрет.
В Шлайфе на стол молодоженов ставили ягненка, сделанного из масла и украшенного ветками и листьями руты.
Перед обедом подавали закуску – масло, сыр, хлеб, пироги. Собственно обед начинался с подачи супа. У католиков обед начинался рано и заканчивался в шесть часов вечера, у протестантов – позднее, а в Нижней Лужице пиршество заканчивалось в полночь, а то и под утро.
Последовательность блюд в Нижней Лужице была такова: пивной суп («невестин суп») своеобразного вкуса, который ему придавало просо, ошпаренное и растертое в муку; за ним следовала крутая гречневая каша, политая говяжьим бульоном, затем говядина или свинина с рисом, сваренным с изюмом, или куры с рисом; позднее подавали говядину с соусом из хрена – любимое блюдо лужичан; говядину с пастернаком, говядину с коричневым соусом; свинину с черным соусом, приготовленным из крови животных и смешанным с печеными грушами. В некоторых областях подавали еще твердый гороховый мусс, политый расплавленным маслом, и, наконец, жаркое (чаще гусиное или свиное), колбасу (кишки, начиненные гречневой кашей).
В заключение трапезы подавали просяную молочную кашу, густо сваренную и посыпанную сахаром и мелким изюмом, затем пироги, которые делили между гостями. Картофеля в меню не было, что свидетельствует о традиционности кушаний. Пили пиво, водку и особенно вишневый ликер.
В Нижней Лужице такое меню сохранялось до 1930-х годов, за исключением соуса из крови животных. Примерно таким же оно было и в Верхней Лужице. Даже часть мяса скота, забитого к свадьбе, продавать было нельзя, иначе «довольство ушло бы из дома».
Обед начинался молитвой и благопожеланиями новобрачным. Гости приходили на свадебный обед со своими вилками, ножами и ложками и горшком, куда складывали часть угощения, которую уносили домой. Они сами брали себе еду от каждого блюда, тогда как жених с невестой получали ее из рук посаженых матерей. Новобрачные должны были мало есть, сидеть тихо, а невеста почти все время молчала. В Шлайфе общение новобрачных с гостями происходило только через дружку и свашку.
Считалось признаком хорошего тона уговаривать гостей откушать, что и делали в начале обеда сват и родители невесты.
Во время обеда многие деревенские жители, не приглашенные на свадьбу, собирались под окнами дома, где проходила свадьба, и через окна получали угощение.
Для оживления свадебного застолья девушки и парни пели свадебные песни («квасне спевы»), веселые и печальные, а сват веселил гостей рассказами и анекдотами. Не обходилось и без пения духовных песен.
В перерывах (иногда продолжительных) между подачей обеденных блюд гости ходили в соседние дома пить кофе и есть пироги. Ходили иногда и жених с невестой, которая прощалась с односельчанами. Посылали угощение старым, больным и бедным.
К концу обеда собирали деньги с гостей, пуская по кругу тарелку со щепоткой соли на ней – для кухарки, затем тарелку с водой и маленьким соломенным веночком – для посудомоек и, наконец, тарелку с маленьким детским барабаном – для музыкантов.
Во время обеда сват пытался украсть туфлю с ноги невесты, а подружка – шляпу жениха, за чем бдительно должны были следить посаженые матери. Украденные вещи возвращались владельцам за выкуп.
К концу обеда гости вручали новобрачным денежные дары. Их клали на стол, в Шпремберге – в миску, покрытую тарелкой. Эту церемонию начинал сват, произнося речи. На большой свадьбе приглашенная супружеская пара давала десять талеров и более. Каждый даритель, давая подарок (sklad – «склад»), сопровождал его словами:
«Дай бог, чтобы вам это помогло, а мне мало повредило».
Сват, посаженые матери, жених и невеста благодарили за подарок и подносили каждому бокал вина. Подаренные деньги подруга невесты завязывала в длинный платок и им трижды обматывала тело невесты.
В конце обеда невеста должна была подняться на стол и спрыгнуть по его другую сторону (это означало, что она впрыгивает в другой отрезок своей жизни).
Танцы
После этого начинались танцы. Раньше танцевали в празднично украшенном сарае, в XX веке почти в каждой деревне уже был танцевальный зал. Обычай, связанный с танцем невесты со всеми мужчинами, кроме жениха, возможно, очень древний.
Право первого танца с невестой принадлежало в эпоху феодализма помещику или старосте. В 1920-е годы невеста танцевала его с первым сватом. Очень был еще и в XX веке распространен национальный серболужицкий танец (serbska reja – «сербска рейя»), танцевали менуэт и полонез, а также западноевропейские танцы того времени.
В Шпреевальде, где прежде свадьбы длились несколько дней, в первый день не танцевали. В Еншвальде во время танцев в зал бросали горшок, полный яичной скорлупы, в целях плодородия и оберега от злых духов.
После танцев у верхних лужичан-евангелистов (обычно в полночь) новобрачные выходили на середину зала (или комнаты), первая подруга невесты произносила стих определенного содержания, затем снимала с невесты венок и вуаль и надевала ей чепчик («копичка»). После этого девушки образовывали замкнутый круг и танцевали под пение вокруг невесты, у которой были завязаны глаза. Она должна была надеть венок на голову какой-нибудь девушке. Та, на голову которой она наденет венок, по поверью, раньше других выйдет замуж.
Точно так же холостые парни танцевали вокруг жениха, а он должен был одному из них прикрепить свой букетик. У католиков в 11 часов вечера швея («швалча») снимала с невесты борту и венок и надевала черный чепец. При снятии борты невеста должна была сопротивляться.
В Шлайфе в первый вечер жених имел право лишь на три танца с невестой; после того как она протанцует со всеми мужчинами, она возвращалась в дом в сопровождении подружек и там переодевалась в платье замужней женщины, снимала все свои свадебные украшения и в этом наряде возвращалась на танцы, где уже могла танцевать с женихом сколько угодно.
В Нижней Лужице новобрачных сажали на танцевальной площадке на стулья спиной друг к другу. Сваты, дружки и подружки окружали их парами под пение песни. Затем после короткой речи снимали венок с невесты и бросали его вверх. Та девушка, которая поймает его, по поверью, скоро выйдет замуж. Прежде у нижних лужичан венок с невесты снимали во время обеда, при подаче на стол ритуальной просяной каши, причем гости восклицали: «Просо надо прополоть!»
После снятия венка
В Нижней Лужице после снятия венка и короткой прощальной речи сват вместе с первой подружкой невесты сопровождал новобрачных в спальню. Там они просили у бога благословения и чтобы он даровал им много детей. Остальные гости продолжали танцевать.
В Шпреевальде и в Верхней Лужице в 1920-е годы новобрачные исчезали с танцев незаметно. Во второй половине XIX века бытовал обычай, когда сват в торжественной речи сообщал, что он намерен вести новобрачных в спальню, и просил всех присутствовавших прочитать «Отче наш», чтобы «злые духи были над ними не властны и чтобы они имели спокойную, благопристойную и благословенную ночь».
В первой половине XIX века после снятия венка гости пели специальную песню:
Теперь я имею на тебя права:
Моя ты теперь, девушка.
Теперь я еще не твоя:
Еще моей матери я дитя.
Теперь ты у меня в комнате:
Моя ты теперь, девушка!
Теперь я еще не твоя:
Еще моей матери я дитя.
Теперь ты со мной в постели:
Моя ты теперь, девушка!
Да, теперь я совсем твоя,
Уже не матери моей я дитя!
С этой песней гости сопровождали новобрачных до дверей спальни, куда входили, однако, только сват и невестина посаженая мать. Они помогали молодым раздеться и удалялись, после того как сват, пожелав молодым долгой совместной жизни и здоровых детей, благословлял брачную постель.
В Музкау в конце XVIII века после того, как сват приводил молодых в спальню, он снимал с них чулки и башмаки и клал чулки невесты на башмаки жениха и наоборот, что должно было выражать их единение.
Кое-где еще до XX века сохранялись древние обычаи: ложились новобрачные в постель при свидетелях; прежде в Еншвальде новобрачные утром, проснувшись, ели в постели одной ложкой несоленый суп, сваренный двумя подружками. Бытовал также целый ряд примет, связанных с главенством в доме.
По старому серболужицкому обычаю, невеста должна была рано утром встать и помочь привести в порядок использованные накануне скатерти, считали, что в таком случае она будет хорошей хозяйкой. Если, вставая с постели, она наступит на ботинок своего мужа, то будет иметь всегда много денег.
Многие обряды трансформировались, превратившись в развлекательные, или же наполнились иным содержанием. О традиционности ритуала свидетельствует до известной степени и меню свадебного обеда – наличие в нем пшенной каши, отсутствие блюд из картофеля. Со временем ослабевало и влияние церкви, менее строго стали придерживаться и церковных запретов на брак с иноверцами.
«Брак у народов Центральной и Юго-Восточной Европы». Лужичане (Т.Д. Филимонова). М.: Наука, 1988
Добавить комментарий